Желудев Иван Степанович

(1921-1996)

В Институте кристаллографии в семидесятых годах было созвездие ученых, каждый из которых не только возглавлял научное направление, но и был замечательной личностью. Одним из них был Иван Степанович Желудев.
Иван Степанович прошел всю Великую Отечественную Войну. Он служил в железнодорожных войсках. Среди других военных специальностей эта была на особом счету: железную дорогу не замаскируешь, и потери среди военнослужащих были почти стопроцентными. Cреди заведующих лабораториями ИКАН многие были участниками войны, окончившими высшие учебные заведения после ее окончания. Шувалов – реактивная артиллерия, Рожанский – морская пехота, Инденбом – артиллерия, Хаимов-Мальков- СМЕРШ, Семилетов, Говорков, Бухардинов.
После войны Желудев поступил в МГУ. В 1946-1948 гг. он был секретарем бюро ВЛКСМ физфака МГУ.
Мое знакомство с Иваном Степановичем состоялось по моей инициативе в 1972 г. Еще при выполнении дипломной работы я наткнулся на очень необычные фазы. В краевых частях флюоритовых твердых растворов фторидов РЗЭ иттриевой группы во фториде кальция проявлялось хитрое упорядочение. На рентгенограммах наблюдались сверхструктурные отражения. Характер щепления основных рефлексов указывал на тригональное искажение. Однако согласно оптической микроскопии, фазы оставались изотропными, что указывало на кубическую сингонию. Принимая кубическую сингонию, единственным вариантом индицирования сверхструктурных отражений было увеличение параметра решетки в 13 раз, что давало параметр решетки порядка 80 ангстрем. Как выразился дипломник Костя Гавричев, получалась «кубовина». И вот в одной из книг Ивана Степановича по сегнетоэлектричеству я увидел рисунки полисинтетического двойникования, в результате которого низкосимметричные домены имитируют кубическую сингонию прафазы. Я решил – вот оно!, и с непосредственностью юности пришел со своими проблемами к признанному метру. Не знаю, что понял Иван Степанович из моего эмоционального обращения, но определенную поддержку я ощутил. Заметим в скобках, что противоречие, которое не давало мне покоя, разрешалось легко: просто размер доменов был меньше длины волны видимого света.
Довольно продолжительный блок общения с Иваном Степановичем – это семинар по философии естествознания, который Иван Степанович вел. Видимо, это уже восьмидесятые годы. Это были довольно интересные собрания. Разбирали греческих философов, природный атомный реактор, когда-то работавший в Африке, происхождение человека, и т.д. И Ивану Степановичу всегда находилось что сказать, что добавить, он умел направить и закруглить дискуссию. Мое выстраданное выступление о необходимости предельных четких определений в науке и недопустимости терминологической расхлябанности вызвало неожиданную реакция И.С.: оказалось, что это было одним из принципов Алексея Васильевича Шубникова, его учителя. Как И.С. рассказал, характеризую аккуратность и пунктуальность Шубникова, у А.В. для поездок был специальный чемоданчик, на внутренней крышке которого был приклеен перечень вещей, которые в этом чемоданчике всегда должны быть.
Ярким впечатлением была работа с Иваном Степановичем в последнем партийном бюро Института кристаллографии. Это было переломное время, когда многие «коммунисты» сбрасывали свою личину и обнажали истинное, извините за выражение, лицо, а другие прикидывали – не рано ли еще. То, как Иван Степанович отстаивал свои убеждения и свои принципы не могло не вызывать уважения.
Иван Степанович уходил из науки: дважды на большой срок он покидал Институт и работал заместителем директора Международного агентства по атомной энергии (МАГАТЕ). Система безопасности атомных станций – его детище. Любому дипломату этого достижения хватило бы на всю жизнь.
Что характерно: из науки уходят многие. Это легко. Но не многие возвращаются. Иван Степанович вернулся. Ученый не тот, кто делает научные работы, а тот, кто не может их не делать. Его последние работы, – пространство, время, симметрия – это обращение к основам мироздания, ко всей Вселенной, и достойной завершение жизни.

См. Кристаллография. 1996. Т.41. № 4. С. 762-763.